Сколь бы ни тянулись бесконечные споры, сколько бы копий ни было преломлено, сколько бы нареканий и обвинений ни обрушивалось на художников в тенденциозности, безыдейности, чрезмерном "искусстве для искусства", во всех этих разноголосицах единственной, не могущей возбуждать спора, так сказать, бесспорной отраслью искусства вообще, а в данном случае изобразительного искусства живописи - будет живопись историческая в самом широком смысле, т.е. включая в неё живопись религиозную, собственно историческую (имеющую в виду какое-либо определённое событие, достоверность которого основана на известном историческом источнике), историко-культурный или так называемый исторический жанр, сказочную и мифологическую. Эти виды живописи сами по себе должны стоять вне каких бы то ни было разговоров о тенденциозности или чём-либо подобном, так как со стороны сущности они никак не могут быть лишены идеи и в большинстве случаев идеи чистейшей, с другой же стороны, они настолько чудесны и полны привлекательности, что вряд ли сколько-нибудь настоящий художник (не протоколист и не копиист от искусства) подумает и решится навязать подобной теме тенденцию - монотонным, наставительным говором рассудка растоптать, погубить всю поэзию, обаяние исторического сюжета. В характерном историческом этюде художника-археолога Н. К. Рериха представлен тип старика ведуна - знахаря, кудесника. Волхвы, кудесники - играли немалую роль в древней Руси; летописец неоднократно упоминает о кудесниках и их чарах; Нестор призывает на помощь против них Священное Писание, прибегает ко всеобщей истории, дабы дойти до настоящей истины, но все его доводы оказываются тщетными перед жизнью, перед влиянием кудесников на народную массу. Вспомним хотя [бы] следующие места Несторова писания: «В си времена приде Волхв, прелщен бесом; пришед бо Кыеву глаголати сице, поведая людим, яко на пятое лето Днепру потещи вспять и землям проступати на ина места, яко стати Гречьской земли на Руской, А Русьскей на Гречьской, и прочим землям изменитися, его же невегласи послушаху, вернии же насмехаются, глаголюще ему: "бес тобою играет на пагубу тебе"». Затем в Ростове был произведён мятеж волхвами, уверившими народ, что женщины во время голода держат в себе жито, мёд, рыбу. Как известно, и многие женщины были перебиты. Самое же классическое место о влиянии волхвов на юное русское общество XI века находится на стр. 77. Дело было в Новгороде. Явился волхв и стал уверять, что он пройдёт при всех по реке Волхву. «И бысть мятеж в граде, вси яша ему веру, и хотиху погубити епископа; епископ же взем крест и облекся в ризы, ста рек: "Ище хощет веру яти волх[в]у, то да идет за ны; аще не верует кто, то ко кресту да идет". И разделишася надвое: князь бо Глеб и дружина его идоша и сташа у епископа; а людье вси идоша за волхва; и бысть мятеж велик межи ими. Глеб же взем топор, приде к волхву и рече ему: "То веси ли, что утро хощет быти и что ли до вечера?" Он же рече: "Все ведаю". И рече Глеб: "То веси ли, что хощет быти днем?" "Чудеса велика сотворю", - рече. Глеб же вынем топор, ростя и паде мерть и люди разидошася, он же (волхв) погыбе и телом и душею, предався дьяволу» (Лавр. Лет. стр. 77-78). При чтении подобных мест у летописца становится ясным огромное значение волхва, кудесника в тогдашнем быту. Изображение подобной сильной натуры, способной запугать, увлечь за собою массу, даёт нам молодой, талантливый художник в настоящем, свободно написанном рисунке со своего этюда.
Всемирная иллюстрация. 1897. Т. 58. 22 Ноября. № 22. С. 22. Этюд - с. 509.
Из Отдела рукописей ГТГ.
ОР ГТГ, Ф. 44/88, Л. 1.